Том 5. Литургия мне - Страница 89


К оглавлению

89

Она (смотрит на него пристально, прислушиваясь к его словам с необычайным волнением). Ты все еще ее любишь?

Человек земли. Я люблю только тебя.

Она. Зачем же ты так говоришь о ней?

Человек земли (говорит, словно в беспамятстве, как бы бредя). В каком блаженном озарении предстоят мне эти две тени! Кто бы мог это подумать! Моя маленькая Звездочка в стране блаженных! Преступная и порочная душа, какие ангелы дали тебе твою белую одежду?

Она (в страхе и отчаянии приникает к нему; кричит громко, словно хочет разбудить его). Я с тобою, люби меня!

Человек земли. Когда я хочу сказать тебе: «Люблю!» – она становится передо мною и говорит: «Я любила и умерла, потому что любила!»

Она. Отгони эти мрачные мысли!

Человек земли (как бы очнувшись от сна, озирается; говорит в странной задумчивости, и взгляд его блуждает рассеянно). Да, мы должны победить это темное уныние. Жизнь перед нами.

Звук его голоса пугает Ее. Она тревожно мечется по комнате.

Она. Боже мой, Боже мой, что же мне делать!

Человек земли. Тяжело, но это пройдет. Надо отвлечься, надо забыться. Когда я поправлюсь, мы с тобой уедем в прекрасную, лазурную страну.

Она. Лазурная, прекрасная страна! Разве есть на земле такой край, где бы можно было позабыть, не чувствовать, не видеть? Быть может, только там, где теперь он, мой любимый.

Человек земли. Милая, я хочу отвлечься от этих ужасных мыслей. Сыграй мне что-нибудь светлое и торжественное. В минуты печали душа поднимается на вершины, где торжественная грусть сплетается с высокою радостью.

Она уходит в дверь направо. Скоро оттуда раздаются звуки музыки. Гармоничные аккорды все чаще сменяются неразрешенными диссонансами. Музыка становится все более отрывочною и дисгармоничною, прорываются аккорды глубокого расстройства.

Человек земли ходит по комнате, прислушиваясь к музыке. Его лицо выражает сначала надежду, потом глубокую печаль, переходящую в уныние и отчаяние.

Музыка обрывается резким диссонансом. Слышен подавленный крик тоски и страха. Она быстро входит в комнату. Очень бледна.

Человек земли. Милая, любовь моя, что с тобою? Отчего ты так бледна?

Она. Они опять передо мною. Они всегда будут между нами.

Человек земли. Милая, успокойся. Не возвращаются из могил.

Она. О, если бы возвращались! Они бы нас простили. Но они во мне, они в тебе, и теперь жизнь их бесконечна, они бессмертны, мстители милые наши. Не будет нам счастия уж никогда больше. Они зовут нас, они требуют от нас…

Человек земли. Что они могут требовать? Пустая мечта!

Она. Разве ты можешь забыть?

Человек земли. Пройдет время, все забудется.

Она. Нет, нет, – мы будем презирать друг друга, если позабудем. Если бы они не умерли, – разве не все равно? Их опустошенные жизни так же лежали бы гнетом на нашей совести.

Человек земли молча отходит к окну. Стоит в глубоком раздумье. Она тревожно ходит.

Она. Все началось с того, что ты пришел к нам и начал мне говорить о твоей любви ко мне, о радостях жизни, о твоем строительстве, о твоих мечтах оживить дикий край. Вот с этих разговоров все и началось. Ты говорил, а я слушала.

Человек земли. Да? Так что же?

Она. Я тебя полюбила. Я тебя люблю, потому что ты этого захотел.

Человек земли (смотрит на нее умоляющими глазами). Жизнь моя, не отходи от меня. Мы уедем в безмятежный, лазурный край, и снова райские видения навеет тебе любовь моя.

Она. Нет, никогда! И ты сам себе не веришь, – ты говоришь так неуверенно, как никогда не говорил. Разве можем мы теперь мечтать о счастии, о райских видениях? Мы забрызганы кровью.

Человек земли. Что же, разве я виноват в этой крови?

Она. Я не хотела тебя упрекать. Разве есть виноватые? Я полюбила тебя, и если бы еще раз надо было сделать то, что я сделала, то я снова поступила бы так же. О, какою жестокою ценою куплено это безумие! Да и как же иначе? Все в мире связано, все сковано пламенным кольцом любви и страдания, неразрывным, вечным. Не уйти из него, не вырваться из этих оков, – и все мы вместе, все, живые и мертвые, любящие и любившие, все отвечаем друг за друга.

Человек земли. Милая, помни одно, что мы любим друг друга. Верь нашей любви, верь жизни, которая вся еще перед нами.

Она. Люблю, люблю! Но отчего же такая смертная печаль? Значит, одной любви мало.

Человек земли. Но разве его ты не любила?

Она. Зачем ты это говоришь? Что ты говоришь! Нет, нет, нет, его я любила! Я была ему верна, я делила с ним все горести жизни. Но я перестаю понимать. Нет, нет, не говори ничего. Я не могу, – слова твои меня убивают.

Человек земли. Милая, милая, успокойся! Тебе одной на земле я верю. Ты для меня – единственная и последняя.

Она. Верь и ты мне, верь, дорогой мой! Я люблю его, люблю тебя, душа моя разрывается. О, что же делать нам с любовью нашею? Душа моя умирает! Я не могу, не могу!

Человек земли. Милая, не плачь так, не плачь. Кто дал нам душу, тот дал нам и любовь.

Она. А что мы делаем с любовью, что делаем! Сколько горя, сколько крови!

Человек земли. Любовь поможет нам пережить.

Она. Люблю тебя, люблю в жизни и в смерти. Но эти призраки, эти мертвые! Сердце мое разрывается. (Падает в изнеможении и рыдает.)

Человек земли. Плачь, если ты можешь плакать. А вот у меня и слез нет.

Она поднимается, вдруг спокойная. Смотрит на него, и в глазах ее ожидание.

89