Том 5. Литургия мне - Страница 23

Тени злые милый гонит,
Он придет и взоры склонит,
Тихо ступит на порог.
Тихий, кроткий, но мятежный,
Победивший смерть и ад,
Усладит он песней нежной
Вопли буйные менад.

Хоровод сплетается в один быстро мчащийся круг.

(Эпод)

Руки легкие сплетайте,
Сестры милые, вставайте
В тесный круг, –
Быстро, быстро мчатся ноги,
С нами демоны и боги.
Сестры, сестры! Не разнимайте
Тесно сжатых рук.

Ночные Колдуньи образуют внешний хоровод. Поют протяжно, и под их пение замедляется пляска замкнутых в их кругу подруг.

Хор Ночных Колдуний.

Мы ворожили
Над могилой
Диониса.
Мы собирали
Злые зелья.
Мы вызывали
Из вечных мраков,
Мы вызывали
И дожидались
Гостей загробных,
И зыбким смехом
Смеялись
Вместе с ними.

Медленно движутся оба круга, внешний и внутренний. Слышен печальный напев. Ночь все темнее.

Хор.

(Строфа VI)

Плачьте, жены!
Плачьте, девы!
Мы увидели могилу
Диониса.
Гибель бога возвестили
Нам ночные голоса.
Соком жизни наливались
Травы,
Соком жизни стали полны
Жилы зверя.
Ядом жизни дышит ветер,
Ядом жизни напитались
Стрелы Змия золотого, –
Только он, источник жизни,
Пестро оцветивший поле,
Напоивший зверя,
Взволновавший море,
Отравивший стрелы,
Только он в сырой могиле.
Сам своим упившись ядом,
Мертвый спит.

Свет из чертога все ярче, а ночь все темнее. Вдруг помчались в буйной пляске. Одежды зыблются, обнажая плечи и ноги и почти спадая с иных. Бубен громок. Пение звучит дивным восторгом. К концу антистрофы круг разрывается. В руках пляшущих появляются сорванные с деревьев ветки.

Хор подруг.

(Антистрофа VI)

Смейтесь, жены!
Смейтесь, девы!
Мы увидели восстанье
Диониса.
Радость, радость возвестили
Нам ночные голоса.
Радость жизни напоила
Травы,
Мудрость жизни озарила
Человека,
Стал душою быстрый ветер,
Сладкий мед несут Гимету
Стрелы Феба золотого, –
Дионис, источник жизни,
Семенам дающий волю,
Возводящий зверя,
Укротивший море,
Мед и воск дающий, –
Он упился виноградным,
Веселящим, сладким соком
И поет.

Сад наполнен пляшущими женами, подругами Лаодамии, и чужими. Их неистовые движения разрывают ткани одежд. Мелькают все чаще обнаженные тела, смуглые или темные от загара; в полумраке все они кажутся белыми. Восходит луна. Свет ее часто закрыт тучами – то прояснеет, то опять совсем темно. Видны взмахи ветвей в руках жен.

Хор.

(Строфа VII)

Повинуясь лунным чарам,
Мы помчимся,
Закружимся,
И в безумстве бурно-яром,
Пламенеющее тело
Обнажая смело,
Предадим ударам.
Кличем, мчимся
И кружимся,
Повинуясь лунным чарам.

Все чаще и чаще взмахи рук, держащих ветви. Слышны удары веток о нагие тела, вскрики, визги и стоны внезапной боли.

(Антистрофа VII)

В час полночного раденья
Быстро мчимся
И кружимся,
И в восторге исступленья
Пламенеющее тело
Обнажаем смело,
Вольного мученья
Не боимся,
Мчимся, мчимся
В час полночного раденья.

Хоровод сближается тесно. Объятия и поцелуи перемежаются с неистовыми ударами ветвей.

(Строфа VIII)

Руки смелые мелькают.
Боль внезапна и остра.
Поцелуи чьи-то тают.
Сладко, больно мне, сестра.
Стон и визг от острой боли,
Брызжет кровь, –
Не боюсь внезапной боли!
Все в моей безумной воле, –
Кровь, и слезы, и любовь.

Хоровод сливается на короткое время в широкий круг жен, которые мчатся одна за другою, ударяя одна другую ветвями. Все обнажены, кроме двух, которые отходят в сторону.

(Антистрофа VIII)

Звонки тонкие удары,
Визг менад и тонкий свист.
Боль, восторг, и кровь, и чары.
Круг мелькающий лучист.
Быстры ноги, быстры руки,
Брызжет кровь.
Вы быстрей мелькайте, руки!
Все мое: восторг и муки,
Пляска ночи и любовь.

К концу антистрофы хоровод развертывается и мчится в туманное поле. Звуки пения и пляски постепенно удаляются. Две женщины, отделившиеся от пляшущих, заботливо оправляют одежды и говорят тихо.

Первая. Мне страшно. Не уйти ли?

Вторая. И я боюсь. Они обезумели.

Первая. Рвут на себе дорогие и нарядные одежды, – а в чем потом будут ходить на собрания? Купцы из Тира когда еще приедут, а наши рабыни такие ленивые и неискусные.

Вторая. Великая скорбь отуманила разум царицы. Жалко смотреть мне было на нее, как она пляшет, неистовая, с пламенными взорами, безумные выкрикивает слова, и последние куски одежды упадают с ее прекрасного тела.

Первая. Да, горюет, а сама хитрая – шерстяной надела хитон, да и то не свой, а рабыни своей Ниссы, – его и не жаль ей разорвать. А на подругах дорогие сидонские ткани. Такие глупые.

Слышно, что пляшущие приближаются. Пение и бубен ближе и громче, хотя слова еще невнятные.

Вторая. И боли не чувствуют, а уже кровь проступила на их телах.

Первая. Что тело! Была бы цела одежда, а пролить сколько-нибудь крови для очистительного обряда хорошо, – угодно богам и царице и полезно для здоровья. Но этого наряда мне жалко, я пойду домой.